Уважаемые участники Научного пенитенциарного клуба, а также все гости этого сайта! С удовольствием отмечаю, что отныне создана поистине необходимая сейчас дискуссионная площадка, позволяющая обсуждать проблемы наказания, уголовной политики, противодействия преступности, с участием всех, кто заинтересован данной проблематикой. Важность Научного пенитенциарного клуба состоит и в том, что в нем могут высказать свое мнение люди, имеющие разные позиции и убеждения. Мы рады всем, кто настроен дискутировать корректно, в рамках закона и научной этики. Ведь известно, что именно в споре рождается истина.Выскажу и я свое мнение.

Наказание, как и уголовно-правовое воздействие в целом, это очень сложный и многосмысловой феномен. Из глубины веков в наше время практически в неизменном виде пришли мáксимы «нет наказания без преступления, предусмотренного законом» (nullum crimen nullum poena sine lege), «каков грех, такова и расправа», «от тюрьмы да от сумы не зарекайся» и т. п.

Думается, в основе наказания как социально-правового и, безусловно, политического явления лежат две идеи: страдания и борьбы. Страдание как концепт выражает собой квинтэссенцию последствий преступления. И это не только страдание жертв преступления, но и страдание лица, осужденного за преступление, причем обусловленное не только карательным потенциалом наказания, но и собственными априори существующими в каждой личности функциями морали и совести (вспомним блестящее описание медленного, но неизбежного перелома в мировоззрении Родиона Раскольникова в романе Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание»). Так устроен человек, что подлинное осознание содеянного происходит через собственное страдание. Наказание создано для этого и на протяжении всей своей эволюции не меняло этого предназначения. Оно необходимый, однако не единственный инструмент в противостоянии добра и зла. Применение наказания лишь первоначальная точка отсчета долгого и трудного пути примирения, реабилитации оступившегося человека.

Идея борьбы, на первый взгляд, противостоит страданию, поскольку речь идет о борьбе за человека, совершившего преступление. Общество не должно отворачиваться от него, отвергать, делать изгоем. Таким путем можно создать целый класс деструктивно настроенных людей. Борьба предполагает страдание, но только на первом этапе. Эффективность воздействия на преступность очевидно основана на точности, адресности, соизмеримости и, соответственно, справедливости. Нельзя забывать, что, применяя наказание, мы не доказываем обществу, что боремся с преступностью, а восстанавливаем связь между преступником и обществом. Последняя предполагает для виновного определенные отрицательные последствия лишь в начале и только для того, чтобы через страдание преодолеть отчуждение, прийти к прощению и пониманию.

Природа зла универсальна – оно есть в каждом, но в разном объеме и потенциале. У кого-то сдерживающие механизмы достаточно сильны, чтобы не выпускать зло наружу, не давать ему овладеть сознанием, чувствами, телом. У кого-то в силу разных причин такая защитная система не справляется с натиском, и животные инстинкты овладевают человеком. Но при этом нельзя сбрасывать со счетов внешнюю детерминацию преступности. Человек – существо социальное, и все, что он делает, социально обусловлено.

Э. Дюркгейм писал, что для выяснения причин преступности необходимо исследовать не состояния отдельных людей, а условия, в которых находится «социальное тело его в целом». Причина этого заключается в том, что группа думает, чувствует, действует совсем иначе, чем это сделали бы ее члены, если бы они были разъединены. Э. Сатерленд объяснял преступность исключительно на основе факторов социальной жизни. Он писал, что преступное поведение ничем принципиально не отличается от других форм человеческой деятельности, человек становится преступником лишь в силу своей способности к обучению. Он обучается преступному поведению не потому, что имеет к этому особые преступные задатки, а потому, что криминальные образцы чаще попадаются ему на глаза и у него устанавливается более тесная связь с такими людьми, у которых он может перенять криминогенные взгляды и умения. Если бы тот же самый подросток с детства был включен в другой круг общения, он вырос бы совсем другим человеком.

Отчасти соглашаясь с этими позициями в аспекте социальной обусловленности преступности, полагаю, что ее детерминизм имеет социально-биологический характер. Рождаясь как биологическое существо, в базисе своей психики человек имеет определенные животные начала (инстинкты). С течением жизни они никуда не деваются и лишь меняют свою интенсивность под влиянием физиологических процессов организма, связанных с его формированием, взрослением, старением. Однако испытывая с самого раннего возраста влияние общества, человек проходит этап социализации, то есть усвоения принятых в этом обществе норм и правил, которые становятся для него личностно значимыми, а их соблюдение – его собственной потребностью. Результатом успешной социализации становится эффективный самоконтроль на основе своеобразной оболочки, формируемой усвоенными социальными нормами, запечатывающей биологическое начало человека, ставящей его под контроль сознания. В случае же неуспешной социализации данная оболочка либо недостаточно прочна, либо имеет определенные бреши, позволяющие животным инстинктам завладевать сознанием человека, управлять им. Именно в этом проявляется взаимосвязь социальных и биологических детерминант преступного поведения. При этом очевидно, что единственно надежными методами его предупреждения является восполнение недостатков социализации и минимизация влияния на личность деструктивных факторов внешней среды. В рамках уголовного наказания возможности ресоциализации существенно ограничены психологическим состоянием осужденного, подвергаемого карательному воздействию (при лишении свободы – практически отсутствуют). В этот период можно говорить только о подготовке почвы для приспособления человека к жизни в обществе. Очевидно, что весьма сложно почувствовать себя полноправным членом общества, испытывая карательные правоограничения, налагаемые наказанием.

Размышляя о проблемах наказания и, в частности, его целей, я все больше прихожу к выводу, что надо менять концептуальные основы. Началось уже третье десятилетие XXI века, а мы по-прежнему в предупреждении преступлений опираемся на страх. Не на правосознание, воспитание, совесть, социальную ответственность, а на страх. Предупреждать преступность надо сочетанием уголовной ответственности с последующим воспитанием и профилактикой. Уровень рецидива, эмпирическая неверифицируемость исправления, научная несостоятельность формулировки «восстановление социальной справедливости» (как можно восстанавливать то, что должно быть незыблемым аксиологическим ориентиром?!) – все говорит о том, что наша пенология нуждается в пересмотре парадигмы. Будем работать над этим.

Считаю необходимым уточнить свою позицию. Цель наказания в конечном счете – в реализации его функций (кары, возмездия, публичного порицания преступления, защиты общества).

Что касается нынешних целей. Еще раз подчеркну: общая превенция основана на страхе. Вот только те, кто склонен совершать преступления, как правило, наказания не боятся (подтверждение тому – статистика рецидива и основные принципы криминальной субкультуры). А законопослушные люди не совершают преступлений в силу внутренних убеждений, воспитания и культуры. Таким образом, общая превенция как цель неэффективна. Исправление, как и специальная превенция, слишком формализовано и не предполагает научно верифицируемых критериев достижения, то есть, собственно, исправленности (по крайней мере, нормативно закрепленных). Ну а восстановление социальной справедливости абсурдно ввиду неверного понимания справедливости как таковой. На мой взгляд, она есть аксиологическая система, которая в принципе не может быть нарушена преступлением, а является эталоном, мерой оценки. Не зря она закреплена в качестве требования к судебному приговору в УПК РФ и ст. 6 УК РФ. В этой связи и возник вывод о необходимости законодательной реформы концепции целей наказания. Это не праздный вопрос, так как от его решения зависит эффективность судебной и уголовно-исполнительной деятельности, прекращение бессмысленных финансовых затрат на достижение недостижимых целей.

В завершение хочу пожелать всем членам клуба и участникам возможных дискуссий доброжелательности, корректности, терпимости, пытливости ума и научной добросовестности. Только с этими качествами, в объединении усилий и доброй воли мы сможем внести позитивный вклад в развитие пенитенциарной науки и практики.